На пороховой бочке. Страна между “совком” и цивилизацией

Один мой товарищ из Восточной Европы уверен, что маркер качества жизни в стране — это дорогой мед. Потому что в его стране — железобетонная частная собственность на землю. А раз частная собственность, то нельзя загнать фургон с ульями на любое понравившееся поле. Потому что нужно договариваться с владельцем. Дорогой мед, по его мнению, это доказательство того, что в стране есть правила и люди по ним играют. Он повторяет мне это всякий раз, когда уточняет, какой именно мед ему привезти в подарок, — пишет Павел Казарин для Крым.Реалии.

Не берусь давать оценку его словам, но что-то в них есть. Я не спорю со своим другом — хотя бы потому, что мне нравится входная дверь в его частный дом. Она напоминает межкомнатную. Деревянная, со стеклянными вставками и символическим замком. Когда я таращусь на нее, товарищ говорит, что именно мой взгляд выдает во мне “постсоветского обитателя”.

Возможно, именно так и есть. Я давно запомнил, что любые недостатки являются продолжением достоинств — и наоборот. Отсутствие дешевого меда — это история про законопослушность и уважение к частной собственности. Оборотная сторона которого — право не устраивать из собственного дома банковский сейф.

Деревянные входные двери и низкие заборы — это то, что рождает в постсоветском туристе “цивилизационный шок”. Мы не привыкли к тому, что частную собственность защищает закон. Не приучены к мысли, что двери и ограды могут быть всего лишь маркерами, ограждающими “личное” от “общественного”. Никак не возьмем в толк, что государственная машина не нуждается в костылях, чтобы справляться со своими ключевыми задачами.

Поэтому отечественные улицы — это выставка достижений металлургии. Подъезды отсвечивают бронедверями с домофонами, частный сектор щетинится частоколами ограждений. Мы приучены помнить о том, что спасение утопающих — дело рук только и исключительно самих утопающих. Мы не верим тем, кто рядом, а заодно и государству. Не ощущаем его своим. И отгораживаемся от него — а заодно от всех прочих мнимых и реальных угроз — по мере сил и возможностей.

И дело тут не только в том, что в ряде европейских стран есть нормативы по “прозрачности” заборов. Не в том, что эти самые нормативы определяют высоту и неприступность ограждения. В конце концов, такие нормы возможны лишь там, где граждане не воспринимают окружающее их пространство как гетто, в котором можно и нужно передвигаться перебежками от дома к дому, от квартиры к квартире. Для того, чтобы исполнять такие нормы, нужно привыкнуть к мысли, что “твое” не заканчивается в тот момент, когда ты переступаешь порог дома.

Впрочем, не заборами едиными. Достаточно вспомнить, что у нас количество охранников по стране вплотную приближается к армейским показателям. “Секьюрити” стоят в магазинах, центрах красоты, торговых центрах, офисных зданиях. И не имеет значения то, насколько учреждение привлекательно для грабителя — охранник будет стоять в любом месте, которое принято называть общественным. И это тоже показатель. Показатель того, что мы не верим государственной машине правопорядка — что она приедет вовремя, что она способна нас защитить. К тому же мы знаем, что эта самая машина правопорядка не внушит пиетета тем, кто решит “чужое” сделать “своим”.

Европейское пространство отличается от нашего именно тем, что в нем особенно развито “коллективное благо” — парки, скверы, лужайки, детские площадки. Все то, что принадлежит всем и, одновременно, никому. В то время как наш постсоветский период начался именно с приватизации коллективных благ. Детские садики — под офисы. Площадки — под гаражи. Скверы — под многоэтажную застройку. Одни захватили чужое и спрятались за заборами. Другие отстроили ограды, чтобы защищаться от первых. Замкнутый круг.

Наша проблема в отсутствии арбитров. Нам не к кому апеллировать, не к кому бежать за заступничеством, нас ничего не охраняет. Закон не работает, милиция буксует, суды коррумпируются на раз. Мы научились жить, не соприкасаясь с государством, и заборы наши — это защита не только от соседей, но и от госмашины, которой мы не доверяем. Мы — завзятые индивидуалисты, потому даже личный автомобиль для нас — не средство передвижения, а два кубических метра самостоятельности. Оттого самое проигрышное начинание в стране — пытаться ущемить права автомобилистов.

В этом частном кроется наше коллективное. Мы не верим системе, не верим государству, не считаем эту структуру “своей”. И вдобавок мы не верим людям. В их готовность жить по правилам. В их уважение к “чужому”. В их способность преодолеть диктат индивидуального во имя коллективного. А если мы не верим людям — то это значит, что мы не верим и самим себе.

Вспомните, ведь мы сами предпочитаем оперировать категорией “справедливость” вместо категории “право”. Мы юридические нигилисты — мастера искать себе оправдания. Не платим налоги, потому что считаем, что их потратят впустую. Даем взятки, потому что живем в психологии “маленького человека”. Не играем по правилам, потому что боимся, что нас обойдут на вираже.

Но проблема категории “справедливость” именно в том, что она не абсолютна, а относительна. Если начать мерять мир с ее помощью, то страна мгновенно начнет дробиться на десятки миллионов носителей трактовок этой самой справедливости. Которые, конечно, иногда могут совпадать, но чаще — нет. И получается график с огромным числом кривых — когда часть из них соединяются, это называют “консенсусом социальной страты”. А если таких консенсусов больше одного — это готовый запал для пороховой бочки.

Украинский майдан — это история про слом старых правил. Но тот факт, что для борьбы с людоедами приходится прибегать к помощи улицы — это свидетельство слабости нашего умения обустраивать жизнь. Нам нужны институты, нужны законы, нужна готовность эти самые законы соблюдать. Но если мы снова не сумеем создать внятные правила игры — мы снова обречены выходить на улицу. Идеальным итогом майдана будет лишь та ситуация, в которой никакой майдан стране больше не понадобится.

И только тогда мы сможем позволить себе невысокие заборы. А дешевый мед… Что ж, лично я готов им пожертвовать.

Павел КАЗАРИН, автор Slon.ru и ведущий телеканала ICTV, обозреватель Крым.Реалии