“Забастовки могут стать массовыми”. Белорусский экономист о причинах разочарования в Лукашенко и перспективах сопротивления

— Главные причины протестов — фальсификации на выборах. Но недовольство из-за проблем в экономике копилось давно. Что конкретно не устраивает людей?

— Избиратели редко разбираются в нюансах экономической политики кандидата. Они голосуют за лидера, харизматика. Так было и на первых выборах Лукашенко. Он давал конкретные обещания и до 2010 года они более-менее сбывались. Уровень жизни костяка его электората постепенно повышался. С тех пор реальность изменилась, а риторика Лукашенко — нет. За последние 10 лет в Белоруссии не было роста ни ВВП, ни зарплат.

Известное обещание про среднюю зарплату $500 (Лукашенко обещал достигнуть этого уровня в нескольких предвыборных программах подряд. — The Bell) сбывалось, но эти $500 не фиксируются. Как только удается достичь этого уровня, белорусский рубль девальвируется. В итоге средние зарплаты все время колеблются между $300-500 в месяц. При этом медианная зарплата гораздо ниже, около $400. Не факт, что все избиратели понимают разницу между средней и медианной зарплатой. Зато они слышат заявления, что уровень в $500 достигнут, а денег не видят. И так уже 10 лет (по данным МВФ, средние темпы роста ВВП с 2011 года составляют 1,1%. — The Bell).

— Почему до 2010 года экономика росла?

— На этапе становления любой экономики происходит быстрый рост. Это история про то, что Сталин “принял страну с сохой, а оставил с ядерной бомбой” (выдуманная цитата Черчилля. — The Bell). Если на начальном этапе производство неэффективное, то просто переводя людей в чуть более эффективный режим работы, вы получаете рост. Когда Сталин пришел к власти, крестьяне составляли большую часть работающего населения. Конечно, они были менее эффективны, чем рабочие на заводе. Поэтому просто переведя крестьян работать на завод, можно было резко увеличить производительность их труда. То же самое было тут. Советская плановая экономика к началу 1990-х была абсолютно неэффективна, и любые незначительные изменения давали быстрый позитивный результат.

Белоруссии удалось избежать многих экономических шоков переходного этапа, которые случились в России, — например, дефицита. Белоруссия южнее, чем Россия. Тут лучше сельское хозяйство, плюс, общество более монолитно, поэтому не было межэтнических конфликтов. Шоковая терапия не была такой шоковой.

Кроме того, в Белоруссии не было масштабной приватизации и связанных с ней непопулярных решений, когда советские активы оказывались в руках частных компаний, которые получали по несправедливой, с точки зрения общества, цене. В этой связи в Белоруссии в среднем гораздо лучше отношение к предпринимателям, чем в России. Предприниматель воспринимается как человек, который все сделал сам, а не получил на каких-то непонятных условиях.

— Была ли у оппозиционных кандидатов какая-то четкая экономическая программа?

— Де-факто ее не было. Во-первых, два кандидата не успели ее составить, поскольку не были зарегистрированы. Во-вторых, голосование за них было бы голосованием за личность. Люди видят условного Виктора Бабарико, который успешен сам, руководил успешным банком, сделал этот банк еще более успешным. Его образ ассоциируется с набором идей, в том числе экономических. Такая же ассоциативная цепочка связана и с Валерием Цепкало, который построил парк высоких технологий. Это не просто политики, которые призывают сменить флаг и язык. Это люди, которые в глазах народа представляют благополучие и смогли сами его достичь. Это представители элит, но элиты не вызывают у белорусов такой ненависти, как у россиян, в силу совсем другого контекста и отношения к бизнесу.

— Чего люди ждут в экономическом плане? Понятно, что они хотят жить лучше. Но сформулирован ли этот запрос более конкретно?

— Избиратели убеждены, что из того, что делает Лукашенко, мало что получается. Пробовали 10 лет, но никак. Мы упираемся в этот потолок в $500 и никак не можем прорваться дальше. Один раз это можно объяснить внешней конъюнктурой, второй — конфликтом с Россией, третий — падением цен на нефть. Но так происходит уже 10 лет. Значит, надо пробовать по-другому, полностью сменить стиль управления.

— Лукашенко принципиально не хочет опробовать более либеральный экономический подход?

— Справедливости ради, некоторые эксперименты по либерализации проводились. Например, за последние годы получилось сделать независимый Нацбанк. Не знаю, сможет ли он удержать этот статус в будущем, но пока это так. Ему удалось перейти к плавающему курсу национальной валюты и стабилизировать инфляцию. Почему Лукашенко решился на либерализацию именно Нацбанка, понятно. Заметная часть проблем лежала в области монетарной политики: девальвация, гиперинфляция. Парк высоких технологий — тоже либеральный инструмент Лукашенко. Но это исключения из правил. В целом ему свойственна непоколебимая вера в плановую экономику и фундаментально менять подход он не готов.

— Сегодня якобы начались забастовки на крупнейших предприятиях Белоруссии. СМИ пишут, в частности, про Белорусский металлургический завод. Если за ним последуют и другие, белорусская экономика это выдержит?

— Конечно, для Белоруссии это было бы ощутимо. Это крупные предприятия. Кроме того, белорусское общество в целом более гомогенно, чем российское. Когда протесты происходят в Хабаровске, в Москве могут наблюдать за этим, но не у каждого москвича есть друг в Хабаровске, это не воспринимается как личная история. Еще менее лично воспринимаются протесты в национальных республиках. Белоруссия — гораздо меньше России, здесь нет различий по национальному или религиозному принципу. Когда бастует Белорусский металлургический завод или БелАЗ — это близко, потому что почти у каждого есть там знакомый. Точно так же, когда протестует Брест, это воспринимается лично, у всех есть родственник или знакомый в Бресте.

В протестах сейчас участвуют представители абсолютно всех социальных групп, в том числе, и те, кто работает на этих предприятиях. Конечно, у сотрудников госпредприятий риски участия в забастовке выше. Но, с другой стороны, история не раз доказывала: уволить одного токаря можно, но если бастует 70% работников предприятия, уволить их невозможно. Сила забастовки в ее массовости. Мы видели, что это отлично работает на постсоветском пространстве на примере движения “Солидарность” в Польше (профсоюзное движение чьи забастовки сыграли решающую роль в смене коммунистического режима в Польше в конце 1980-х. Лидер “Солидарности” Лех Валенса стал первым президентом Польши на свободных выборах. — The Bell).

Пока непонятно, присоединятся ли к забастовкам врачи. Это было бы ожидаемо, потому что накалу обстановки во многом способствовало отношение Лукашенко к пандемии (о жалобах Лукашенко на “коронапсихоз” и о том, как Белоруссия переживает кризис The Bell рассказывал здесь). У людей было ощущение, что их оставили один на один с вирусом, несмотря на то, что Белоруссия всегда позиционировалась как социальное государство. Цифр смертности мы не знаем: Белстат не опубликовал квартальные данные, как собирался. Но у людей есть четкое ощущение, что власти скрывают масштаб проблемы. Врачи работают с коронавирусом напрямую, степень недовольства среди них особенно высока.

Будут ли массовыми забастовки в Белоруссии, сказать сложно. До выборов никто бы не мог предсказать таких протестов, которые мы наблюдаем сейчас. Очевидно, что происходит нечто беспрецедентное. Искать материал для прогнозов на будущее в прошлом Белоруссии бессмысленно. Поэтому я верю, что забастовки могут быть массовыми. Белорусы сейчас сильно озлоблены, и все действия властей только усиливают степень этой озлобленности.

— Что будет с белорусской экономикой, если Лукашенко останется у власти? ЕС уже обсуждает новые санкции против Белоруссии. Это большой риск?

— Все зависит от того, в чем будут заключаться эти санкции и насколько они будут жесткими. Понятно, что отключение от SWIFT — проблема для абсолютно любой страны. Если речь о торговых ограничениях, все зависит от их сути. Белоруссия и сейчас под санкциями, но они — далеко не главный тормозящий экономику фактор. Спрогнозировать степень жесткости санкций мы не можем. Понятно, что задача условной Ангелы Меркель — действовать в соответствии с желаниями народа Германии, а не Белоруссии. Если он жестко осуждает происходящее в Белоруссии, ей надо отвечать.

Лукашенко действительно находится в сложном положении. Чтобы предотвратить массовые забастовки, он мог бы, например, назначить какие-то выплаты сотрудникам госпредприятий. Но денег на это взять негде. Резервного фонда, вроде российского ФНБ, в стране нет. Есть золотовалютные резервы, которые составляют около 14% ВВП. Их можно тратить в крайнем случае, но они маленькие. У России, для сравнения, ЗВР составляют около 35% ВВП.

Занимать негде. Европа не даст, можно даже не просить. Мог бы занять Китай, но его условия окажутся для Белоруссии неподъемными: Китай обычно выдает займы под залог активов, например, земли. Россия, вероятно, даст, но на это вряд ли пойдет сам Лукашенко, потому что Россия попросит что—то взамен. А защита суверенитета Белоруссии было фактически его единственным серьезным обещанием, за которое люди искренне голосовали.

Анастасия СТОГНЕЙ