Обещания и риски возрождения России

На Сенатской площади Санкт-Петербурга стоит памятник Петру I, обращенный лицом на Запад. На огромном куске красного гранита, вырезанного в форме скалы, российский царь восседает на коне, задние ноги которого топчут змея, символизирующего противников реформ Петра и его врагов. Спустя более 200 лет после открытия памятника Бронзовый всадник весьма кстати символизирует проблемы, с которыми сталкивается Россия и еще один ее лидер-реформист Владимир Путин.

Когда Путин стал президентом России в 2000 году, аналитики Goldman Sachs сделали прогноз, согласно которому Бразилия, Россия, Индия и Китай вскоре войдут в число ведущих экономических держав мира, и придумали термин BRIC. Однако рост экономики России, который в среднем составлял крепкие 7% в период с 1998 до 2007, был подорван глобальным финансовым кризисом. По прогнозам, рост российской экономики должен был замедлиться до 6,8% в 2009, согласно OECD, бразильской — до 0,8%, в то время как экономика Индии и Китая, по прогнозам, должна была вырасти на 5,9% и 7,7%, соответственно, несмотря на глобальную рецессию.

Неужели Россия близка к тому, чтобы выпасть из группы BRIC? Не лучше ли компаниям выходить на другие растущие рынки, учитывая, вдобавок ко всему, сложность ведения бизнеса в России? Как компании формируют успешные бизнес-стратегии работы в России?

Я изучал политику и экономику России более 15 лет. За последние 10 лет, на протяжении которых Путин возглавлял страну, будучи сначала президентом, а затем премьер-министром, он укрепил зарождающуюся капиталистическую экономику России и госструктуры. Однако в процессе этого он развил бесконечный аппетит Кремля к власти. Это, как мне кажется, представляет собой растущую угрозу, причем не только для развития России, но и для компаний, которые хотят делать там бизнес. Вместо того чтобы смотреть исключительно на темпы роста, директора предприятий должны разобраться с особенностями все еще зарождающегося в России капитализма, особенно в той части, что касается конфликта государства и бизнеса. Только тогда можно создать эффективную стратегию работы в России. Ниже я объясню, почему это является важнейшим моментом, используя три примера, которые проиллюстрируют то центральное место, которое занимает в бизнесе российское государство.

Российский соблазн

Россия больше не является страной с падающим уровнем экономики, как это было в начале 1990-х, но ее экономика и не растет так, как в Бразилии, Китае и Индии. Это происходит потому, что, в отличие от этой группы государств, Россия, к сожалению, зависит от экспорта сырья — нефти и природного газа, — цены на которое скачут. К примеру, между 2007 и 2009 годами цены на нефть скакали с $132.55 за баррель в июле 2008-го до $41.53 за баррель в декабре 2008-го, прежде чем снова подняться до $70 и выше в октябре 2009 года. Россия воспользовалась высокими ценами, чтобы поправить свое финансовое положение, но рост экономики в последнее время затормозился, как было сказано выше. Цены на энергоносители и дальше будут резко меняться, а вместе с ними — и темпы роста российской экономики.

С учетом того, что мировую экономику в 2010 году ожидает рост, России нечего бояться внешних угроз. Цены на нефть могут подняться, стабилизировавшись на уровне чуть выше $80, и прилив нефтедолларов должен поднять экономику. Энергетические компании — особенно базирующиеся в Европе, где импорт российского газа наверняка поднимется в ближайшие десятилетия, — не имеют другого выбора, кроме как инвестировать в Россию. Приток капитала, который достиг $80 миллиардов в 2008 году (1/4 этой суммы составили иностранные инвестиции; остальное — ссуды и портфельные инвестиции), усилится.

Российские нувориши снова будут покупать на Западе предметы роскоши, и, по мере роста рынка занятости, компании, нацеленные на средний класс, столкнутся с миллионами охочих потребителей со средним доходом в $16.000 (адаптировано к местной покупательной способности). Российская инфраструктура требует модернизации, поэтому затраты правительства в последние годы возросли, и, по политическим соображениям, в ближайшее время они не упадут. В России можно заработать много денег, поскольку экономика возрождается, хоть и медленно, но быстрее, чем американская.

Прошлое и прелюдия

Этот сценарий может привлечь компании в Россию, но директора, которые не до конца понимают, каким образом в стране укоренился капитализм в 1990-х, вряд ли добьются успеха.

Россия пережила два величайших социальных эксперимента в XX веке. Первый, создание социалистического государства, начался в 1917 году и завершился к декабрю 1991 года. Второй — начальные попытки России развить капиталистическую демократию — был таким же провальным. Между 1991 и 1999 годами объем производства в России упал примерно на 50%. Деиндустриализация усилила зависимость нации от экспорта нефти и природного газа, который в 1990-х продавали по катастрофически низким ценам. Центральная власть не могла исполнять такие основные функции, как защита собственности, верховенство закона и соблюдение контрактов, сохранение порядка в денежной политике, сбор налогов и снабжение населения. Местные власти оставляли себе собранные налоги и вводили местную валюту, когда им было удобно.

Приватизация, в особенности российских нефтяных, газовых и минеральных ресурсов, была коррупционной и закончилась фиаско, в результате чего возникли маленькие группы невероятно богатых и влиятельных индивидуумов. Эти олигархи были умными бизнесменами, которые пользовались слабостью государства, существовали над законами, за принятие которых платили политикам. Не имея эффективных законов и судов, компании разрешали споры посредством “силового предпринимательства”, говоря словами российского социолога Вадима Волкова, то есть пользуясь услугами частных структур. Больше половины населения страны жило за чертой уровня бедности. В августе 1998 года кульминацией падения стал дефолт по внутреннему долгу, девальвация рубля и ввод моратория на выплаты по кредитам из-за рубежа. К тому времени россияне ассоциировали демократию и капитализм с убытками. Не удивительно, что они не верили в то, что новые политические и экономические структуры приведут к процветанию.

Для российской политической элиты этот опыт стал унизительным, оставив глубокий шрам. Когда Путин победил на президентских выборах в марте 2000 года, он, оглядываясь на предыдущее десятилетие страданий нации, не сомневался, что проблемы России коренятся в слабости государства. Чтобы запустить механизмы, обеспечивающие экономический рост, нужно было укрепить способность правительства осуществлять свои функции. Несколькими месяцами ранее в своем открытом письме он сокрушался: “Ты не уверен в стабильности своего бизнеса, потому что не можешь рассчитывать на силу закона и честность чиновников. Значит, ты недоволен государственными услугами и потому не платишь всех налогов. Мало того — имеешь при этом возможность благополучно существовать. А государство лишено средств содержать непредвзятую правовую систему, мало платит чиновникам, те берут взятки. Итог — круг замкнулся”.

И все же акцент Путина на переустройство государственной власти не обозначает то, что он хотел остановить развитие рыночной системы или интеграции России в мировую экономику. Он хотел укрепить государство и укоренить капитализм в России. За восемь лет президентства Путин сделал все, что мог, чтобы снова утвердить власть Кремля. Он ввел в администрацию людей, которым он доверял еще со времени работы в КГБ и в мэрии Санкт-Петербурга. Он утвердил политику, которая усиливала центральную власть в ущерб региональной.

Путин изменил взаимоотношения государства с олигархами, вынудив одних, как в ситуации с Борисом Березовским, стать беженцами, а других — здесь самым ярким примером является Михаил Ходорковский — посадив в тюрьму. Остальные олигархи быстро научились играть по трем правилам Путина: не вмешиваться в политику; не покупать политиков; платить налоги. Путин создал правительство, которое работало без олигархического вмешательства, но при этом он не поставил богатство вне закона, и не заклеймил жажду обогащения. И хотя государству удалось получить контроль над рядом компаний в стратегических отраслях промышленности, таких как энергетика и оборона, — “Газпром” купил “Сибнефть” у Романа Абрамовича, пусть и за огромные деньги; и после жесткой юридической тяжбы “Роснефть” прибрала к рукам нефтеперерабатывающие мощности “Юкоса” Ходорковского, — опасения насчет грядущей тотальной травли крупного бизнеса оказались необоснованными.

На протяжении двух президентских сроков Путину помогал рост товарных цен во всем мире, который повлек за собой быстрый рост и создал бюджетные излишки. После реформ 2002 года оптимизировался сбор налогов, что сократило и упростило обязанности налогоплательщиков. Правительство исповедовало консервативную фискальную политику и с 2004 года перенаправило часть прибыли от экспорта энергии в стабилизационный фонд, который мог использоваться для поддержки финансирования при резком падении цен. Показательна разница между тем, как российское государство боролось с кризисом в 1998 и 2008 годах. Когда разразился последний финансовый кризис, правительство использовало стабилизационный фонд для предотвращения резкого обесценивания рубля; установило $200-миллиардный стимулирующий фискальный пакет для борьбы с рецессией и безработицей; добавил ликвидности банковской системе посредством банков госсектора; и взял на поруки ключевые компании. (Знакомо, не правда ли?) Ничего из этого невозможно было осуществить в 1998 году, потому что государство, которое на то время погрязло в долгах, не имело сбережений, бюджетных излишек или способности получать доход. Нынешний кризис оказался разрушительным, но его влияние было смягчено благодаря восьми годам разумного макроэкономического менеджмента Москвы.

Ежедневное функционирование правительства также улучшилось. Частично благодаря финансовому оздоровлению. Общественные деятели, которые регулярно получают зарплату, все равно могут поддаться соблазну, но те, которым вообще не платят зарплату, просто не имеют другого выхода. Коррупция остается основной проблемой, но с теми коррупционными практиками, которые преобладают сегодня, гораздо проще совладать, чем с тем, что практиковалось в “дикие 90-е”. Ставленник Путина, президент Дмитрий Медведев, не раз говорил, что искоренение коррупции является его главным приоритетом, и что он пытается бороться с вымогательством на законодательном уровне. Медведев часто говорит: “Коррупция должна быть не просто противозаконной. Она должна стать неприличной”. Его цель — изменить отношение общества, что требует настойчивости и терпения.

О ведении бизнеса в России

По мере того как российское государство становилось более могущественным, мало-помалу стала проясняться ситуация для отечественных и многонациональных компаний, которые хотели работать в стране. Больше не было сомнений в том, кто главный или чего хочет государство. В России можно делать деньги, играя по правилам, установленным во время президентства Путина. Рассмотрим примеры трех многонациональных компаний, которые избрали абсолютно разные подходы при вхождении на энергетический рынок, и добились неодинаковых результатов. В каждом случае судьба компании решалась при помощи государства.

Потери Shell. В 1990-х Royal Dutch Shell хотела построить и запустить гигантский нефтегазовый проект, “Сахалин-2”, на острове Сахалин. Консорциум из четырех иностранных компаний, возглавляемый Shell, организовали Sakhalin Energy Investment Company (SEIC) в 1994 году, подписав соглашение по долевому распределению продукции с правительством России, которое бы позволило Shell и партнерам вернуть инвестиции в проект до того, как российское правительство получит значительную финансовую выгоду. Интересы Shell и российского государства строились таким образом по двум причинам: одна состоит в том, что принятие политических и экономических решений в то время было децентрализованным, поэтому Shell добивалась безоговорочной поддержки местных властей. Вторая причина — России были нужны инвестиции  зарубежных компаний, потому что нефть и газ в то время не были дорогими.

Однако после того как Путин стал президентом, он осудил “колониальный метод использования российских природных ресурсов” и вознамерился дать больше власти государственным компаниям. Это выбило почву из-под ног Shell. К 2004 году “Сахалин II” стал подобен яйцу Фаберже, поскольку у Shell не было российских партнеров. Оценив ситуацию, многонациональная компания начала вести переговоры касательно альянса с государственным газовым монополистом, “Газпромом”, но не могла пойти на то, чтобы предоставить российской компании контроль. В июне 2005 года, после длительных переговоров, Shell согласилась включить “Газпром” в проект в качестве миноритарного акционера. В ходе переговоров Shell настаивала на включении проекта в бюджет.

Прошло около недели — и Shell объявила, что затраты на развитие проекта “Сахалин II” возрастут в два раза, до $20 миллиардов. Таким образом главное условие переговоров с “Газпромом” оказалось нарушено. Переговорщики со стороны Shell то ли сами не знали, то ли решили не раскрывать факт перерасхода. “Газпром” был в ярости, и российские власти это тоже не обрадовало. Государство нанесло ответный удар: вскоре власти объявили, что SEIC причинил ущерб экологии на сумму $50 миллиардов, и что ущерб необходимо покрыть. Это утверждение вынудило Shell защищаться; “Сахалин II” зачах; и в конце концов многонациональная корпорация согласилась на условия, на которые намекало государство. В декабре 2006 года “Газпром” получил контрольный пакет. Shell получил достойную компенсацию, но теперь уже “Газпром” руководит всеми фазами разработки “Сахалин II” — как того и хотел Кремль.

BP — на равных правах. BP пришла в Россию в 1992 году, инвестировав $500 млн. в покупку 10% акций в частную российскую нефтяную компанию Сиданко. После чего, опустив руки, наблюдала за тем, как ТНК, манипулируя судебными решениями о банкротстве, прибрала к своим рукам ряд лучших активов Сиданко. После нескольких лет судебных тяжб и жалоб российским властям и прессе, BP в конце концов объявила в 2003 году, что собирается инвестировать $6,15 миллиардов в покупку 50% акций новой нефтяной компании в России, ТНК-ВР. Хотя подробности того, как это произошло, неизвестны, вполне возможно, что государство решило, что российской компании негоже вмешиваться в дела зарубежных корпораций, и положило конец склокам, принудив ТНК пойти на альянс с ВР.

Enel заводит дружбу. Enel, итальянская электроэнергетическая компания, хотела выйти на российский рынок, купив части РАО ЕЭС (российского энергетического монополиста), когда те перейдут в частные руки. Итальянская компания была уверена, что ее инвестициям ничто не будет угрожать только если она сможет продемонстрировать, что она заинтересована в экономическом развитии России. К радости Кремля, Enel добровольно вызвалась разрабатывать месторождения природного газа совместно с “Газпромом” и производить электричество для нужд местного рынка. Инвестировав порядка 5,5 миллиардов евро, она приобрела меньшую долю в углеводородных месторождениях; контрольный пакет в ОГК-5, одной из крупнейших в России энергетических компаний; и близкую к мажоритарной долю энергосбытовой компании “РусЭнергоСбыт”. Enel — в числе первых иностранных энергетических компаний, которой удалось создать вертикально интегрированный бизнес в России, и его перспективы кажутся отличными.

Посыл для компаний, которые сегодня работают в России, ясен. В 1990-х цель была найти правильного партнера-олигарха — который тебя не обманет и сможет защитить от других олигархов. Сейчас партнером должно быть государство, и его цели должны помочь определить стратегию вашей компании. Многонациональные компании должны особо стремиться вписаться в определение российских национальных интересов; не стоит и надеяться добиться успеха вопреки им. К счастью, поскольку российским лидерам нужны компании, чтобы делать прибыль и получать налоги, они с радостью позволяют многонациональным компаниям вступать в союз с государственными или связанными с государством корпорациями.

Преодолев риск ведомственного коллапса, российский капитализм сегодня сталкивается с величайшей угрозой в лице бесконечного кремлевского аппетита к централизации. По мере усиления государства, оно может легко поддаться искушению полноправной авторитарности. Вряд ли состоится возврат к социалистической экономике, но страна может прийти к корпоратизму, власть перейдет к лидера государственного и частного сектора, которые будут совместно зарабатывать деньги. Это уничтожит долгосрочную цель построения инновационной экономики. Медведев много раз предупреждал, что Россия будет обречена, если экономика и общество не модернизируются. Политическая элита России это понимает и продолжает исповедовать чисто российскую модель капитализма, которая подразумевает компромисс между очень большой и очень маленькой степенью управления. Такие подводные течения угрожают сделать Россию стишком авторитарной и статичной, препятствуя экономическому росту.

Россия — столь же многообещающая страна, как и остальные участники квартета BRIC. В ней больше нет прежних коррупции и насилия, она не подвержена угрозе государственных переворотов. На самом деле работать с российским государственным капитализмом зачастую проще, чем с однопартийным многоуровневым авторитаризмом Китая или многопартийной хаотичной демократией Индии. Сегодня, в отличие от других периодов за последние 20 лет, российское государство имеет независимость, способность и законные рычаги для того, чтобы продолжать переориентировать экономику в сторону рынка. Сейчас инвестировать в Россию более безопасно, чем это было в декабре 1991 года или в декабре 1999-го — при условии, что вы понимаете политическую динамику и выбираете правильного партнера, коим должно являться государство или корпорация, тесно связанная с государством. Игнорировать же государство — как это часто делалось на протяжении истории — сейчас в России неосмотрительно и даже опасно.

Рави АБДЕЛАЛ