Тяжелый металл

Автомобиль несется из Шереметьево по ночной дороге. Женщина на заднем сиденье, похожая на рекламу зимней коллекции Dolce & Gabbana, жестяным голосом приказывает телефону разгружать что-то важное в единственном незамерзшем порту Одессы. В доме на модном подмосковном шоссе ее ждет маленькая дочка и гардеробная комната, похожая на сбывшуюся мечту дочери военного из городка, затерянного на задворках бывшей империи.

— Марина, расскажите, пожалуйста, чем занимается ваша компания?

— Я — президент компании “Эшли лимитед”, которая более 10 лет занимается добычей и поставкой сырья для металлургической промышленности. Несложный бизнес — океанскими судами водоизмещением от 20 до 100 тысяч тонн доставляй себе сырье на заводы Украины, Румынии, Болгарии и других стран СНГ и Восточной Европы и вывози, соответственно, готовую продукцию — ферросплавы, чугун и прочее — в Китай, Южную Корею, Японию, Малайзию, Индонезию. За эти годы мы поставляли металлургические бокситы, кокс, железную и хромовую руду из Индии, Бразилии, ЮАР, Габона. Но стратегическим направлением нашего бизнеса является марганцевая руда, добываемая в Африке. Мы являемся вторым по величине импортером марганцевой руды в мире.

— Как получилось, что вы занялись таким “мужским” бизнесом?

— Я бы не стала делить бизнес на “женский” и “мужской”. Но в таком закрытом, клубном и, я бы сказала, элитарном бизнесе, каким является добыча и экспорт марганцевой руды, действительно очень мало женщин-руководителей. Это — игра для мальчиков, а мне с детства было интереснее играть с мальчиками. Кроме того, у людей нашего поколения многое в судьбе определял случай, а не воспитание и образование. По образованию я филолог, но свою школу практического бизнеса в начале 90-х я проходила в представительстве крупной японской компании — в металлургическом департаменте. Я прошла все ступени японской служебной лестницы. Кстати, у японцев признаки служебного роста в буквальном смысле очевидны — как секретарю, мне полагался стул без спинки и подлокотников. Затем по мере роста карьеры подлокотники появились, потом и спинка, и вскоре я уже занимала кожаное кресло и была правой рукой руководителя департамента. Это было действительно большое достижение — в японской бизнес-структуре иностранцу трудно сделать карьеру, особенно женщине. Работа у японцев была тяжелой, но очень хорошей школой. Я часто выезжала на места — не столь привлекательные для обывателя, но весьма привлекательные для тех, кто понимает: Актюбинск, Норильск, Никополь, Мончегорск и так далее. Японцы —люди дотошные, поэтому мне пришлось побывать с ними и в угольных шахтах, и в доменных цехах, иногда не без риска для жизни — меня разве что в электролизную ванну не сажали, чтобы высчитать объем потребления энергии и себестоимость продукции.

— А вам не хотелось все это бросить и заняться чем-нибудь более подходящим для молодой леди?

— Знаете, я была очень упорной молодой леди. К тому же мне не хотелось сидеть на стуле без спинки и подлокотников. И я знала, что путь к более удобным предметам офисной мебели лежит именно через доменные цеха и огромные простыни отчетов, которые я составляла в головной офис в Токио. Составляла не зря, потому что вскоре знала технологические процессы настолько хорошо, что могла вполне профессионально обсудить их тонкости с руководителями и технологами горнодобывающих и металлургических предприятий.

— И как дальше развивались события?

— Стремительно. В стране происходили великие изменения, и прежде всего передел собственности. “Красных директоров” на бывших советских заводах сменили “мальчики в пиджаках”, которые сейчас составляют часть аудитории вашего журнала. В отличие от руководства нашей компании я быстро поняла, что рядом с молодыми и жесткими мальчиками товарищам японцам ничего не светит. К тому же началась страшная неразбериха: принимались новые антидемпинговые пошлины, закрывались “экспортные окна”, круто менялись основные правила игры. Традиции японского бизнеса не предполагают тотальной смены правил игры. Пока мои руководители пребывали в растерянности, я решила открыть свою транспортную компанию.

— Не было страшно?

— Нет. В отличие от японцев я досконально знала особенности национального бизнеса. Бывшие работодатели и учителя стали моими партнерами — и дело пошло. Компания начала разрастаться — мы занялись импортом сырья в Россию и на Украину, в том числе тем самым пресловутым “толлингом”, и вскоре заняли легитимное место на рынке.

— Девяностые — самые бандитские времена в России. Как вы их пережили?

— Я очень доверяю своей интуиции. В университете на экзаменах она подсказывала мне, где лежит билет, который я знаю. Сейчас она подсказывает, когда надо избавляться от акций. В начале 90-х моя женская интуиция подсказала мне, что не стоит лезть в приватизацию. Хотя это было очень соблазнительно — ведь на растаскиваемых на куски заводах я знала все ходы и выходы. Однако я решила не толкаться плечами с “мальчиками в пиджаках”, а занять свою нишу по другую сторону океана. Тем более, там бороться за место под солнцем не было необходимости. К сожалению, за океаном я оказалась более востребованной, чем в своей стране.

— Как изменилась ваша жизнь, когда вы стали руководить собственной компанией? Сбылась ли мечта секретаря?

— Смотря о каком секретаре речь. Помимо Актюбинска и Челябинска я стала летать в Африку, Азию, Латинскую Америку. Я обнаружила на карте такие глухие места, о существовании которых не подозревала. Помню, в индийском штате Гуджарат, где люди не едят мяса, не пьют алкоголь и не имеют электричества, индус — бригадир наших рабочих рассказал, что у него в Бомбее есть брат, а у брата такая светящаяся пещера, в которой холодно. И он знает, что у меня в Москве так же холодно, как в этой пещере. Индус имел в виду холодильник. Он дробил породу огромным молотком, а потом женщины носили ее в корзинах на головах и складывали в самосвалы.

— Впечатляет. А сейчас ездите “на места”?

— Езжу. В Корею, Японию, Китай и так далее. В порты на разгрузку судов с марганцевой рудой. У меня в среднем 1-2 командировки в неделю — по стране и за рубеж. Летных часов больше, чем у стюардессы.

— Не тяжело?

— Я привыкла. Тяжело, когда остаюсь в Москве на неделю. Но у меня есть 6-летняя дочь. Поэтому я стараюсь сокращать командировки до минимума. Гонконг — две ночи и день, Япония — максимум трое суток. Я предпочитаю во все вникать лично. Тому же учу и топ-менеджеров компании — каждый из них при необходимости может заменить меня.

— Опасная структура бизнеса. Итальянская мафия вас не одобрила бы.

— Опасная. Но я не боюсь. Я не верю в бизнес, который делается управляющими. Я верю только в тот бизнес, который досконально знаешь и делаешь сам.

— Вы вообще уверенный в себе человек?

— Абсолютно! Это касается не только бизнеса. Когда, например, на afterparty экономического форума я танцую на барной стойке, те, кто меня знает, понимают, что и в этот момент мои действия четко рассчитаны. Я не позволю себе больше того, что хочу позволить.

— Вы светский человек?

— Я люблю вечеринки. Во-первых, при таком тяжелом графике, как у меня, это помогает отвлечься. Каждый развлекается как может — один мой партнер занимается подледным дайвингом, другой — водит самолет. Я люблю знакомиться с людьми и узнавать их. Кроме того, выход в свет — отличный повод “прогулять” новый туалет. А к одежде я, мягко говоря, неравнодушна. Я знаю: если сутра захожу в гардеробную комнату и мне все равно, что надеть, это означает, что я теряю интерес к жизни и надо срочно принимать меры. Например, слетать на границу Индии с Пакистаном в разгар военных действий.

— А вы туда в чем летите?

— В камуфляже от Galliano из коллекции 2004 года.

— Марина, вы помните момент, когда впервые осознали, что вы — богаты?

— Помню. В середине 90-х на Новом Арбате был магазин “Ирландский дом”. Я зашла туда, и вдруг меня осенило, что я могу купить все, что захочу. Даже костюм за 300 долларов

— Доставляет ли вам это чувство и сейчас такое же удовольствие?

— К сожалению, со временем ощущения притупляются. Кроме того, я с интересом выяснила, что человеку, даже с такими необузданными вещественными желаниями как у меня, не очень-то много надо. Меня больше радует, что нет нужды задумываться, сколько стоит вещь и нужна ли она мне. Было бы жаль тратить драгоценное в на размышления. И без этого есть о чем подумать. Еще я очень люблю делать подарки Считаю, что дарить — это прежде все кайф для того, кто дарит. Я с удовольствием делаю подарки окружающим людям — любимым и не очень.

— Не боитесь развратить?

— Нет. Я считаю, что дорогой подарок мужчине — своеобразная “проверка на вшивость”. Классовая ненависть в такой ситуации признак слабости. Если человек, получив дорогой подарок, не расценит это как свидетельство того, что на почве увлечения им у меня съехала крыша, значит, это настоящий человек. Он обязательно постарается ответить тебе вниманием, придумает что-то не обязательно дорогостоящее, но приятное. Я хорошо понимаю, что адекватно отвечать на мои подарки довольно затруднительно, если мужчина не находится в золотой сотне Forbes . Но что же, мне теперь общаться только с представителями золотой сотни?

— Многие богатые люди осторожно относятся к своим близким, опасаясь, что с ними общаются только из-за денег. У вас не бывает таких страхов?

— Не бывает. Я — очень расчетливый человек. И знаю, что верну все, что “вложила” В том числе это касается отношений с мужчинами.

— А какие главные качества должны в мужчине?

— Самодостаточность. Уверенность в себе. Успех в профессии, не важно в какой.

— Вам в жизни часто доводилось встречать джентльменов?

Никогда не задумывалась об этом. В бизнесе джентльменских отношений, по-моему вообще не бывает. Женщине гораздо труднее, например, вести переговоры — партнеры-мужчины сначала не воспринимают всерьез. В свое время я к этому привыкла и даже научилась этим пользоваться, и теперь вопрос о том, как меня воспринимать, снят раз и навсегда. А что касается джентльменов в моей жизни, меня как-то вообще не волнует этот вопрос. Если они понадобятся, они появятся. Я вообще предпочитаю формировать реальность вокруг себя и строить окружающую среду так, как мне удобно.

— “Железная леди”?

— Да. Я работаю с металлом.

Подготовила Марина КУЗЬМИНА